Забастовка шахтеров Кузбасса в 1989 году

Помимо всего прочего, 1989 год в СССР стал годом первого после долгих десятилетий бюрократического режима мощного подъема рабочего движения. Конечно, забастовки случались и до начала "перестройки", но они носили крайне изолированный и ограниченный характер, а если дело приобретало серьезный оборот, - жестоко подавлялись вооруженной силой, как, например, это случилось в Новочеркасске в 1962 году.

По мнению сталинистов, забастовки в СССР - это явление антисоветское, антисоциалистическое, направленное на реставрацию капитализма. Однако, такой подход не имеет ничего общего с действительностью. Забастовки в Советском Союзе никогда не проходили под буржуазными лозунгами, они всегда были направлены на защиту прав рабочего класса и против паразитизма бюрократии. А тот факт, что они при этом не находили поддержки со стороны советских "профсоюзов" и тем более КПСС (напротив - и те и другие всегда открыто выступали против забастовщиков), говорит лишь о том, насколько эти структуры были не только оторваны от советских рабочих, но и прямо враждебны им.Еще одна ложь или скорее полуправда, распространяемая как сталинистами, так и "демократами", связана уже с забастовками "перестроечного" периода. Говорят, что именно шахтеры "привели к власти Ельцина", и что их движение в 1989 году, поэтому, изначально носило контрреволюционный характер. Посмотрим, как все обстояло на самом деле.

Причиной подъема забастовочного движения шахтеров была как общая политическая и экономическая ситуация в стране, так и непрерывное - с конца 60-х годов - ухудшение их собственного социального положения. Всплеск рабочего движения 1989 года стал наиболее радикальной и революционной частью широкого общественного подъема эпохи "перестройки".

Уже весной 1989 года по стране прокатилась волна локальных забастовок, в том числе и на шахтах. Например, рабочие шахты "Северная" в Воркуте провели в марте забастовку, позднее переросшую в голодовку. Среди требований бастовавших были: запрещение работы по воскресеньям, введение 6-часового рабочего дня, сокращение управленческого аппарата, увеличение зарплаты. С подобными же требованиями прошли забастовки на двух шахтах в Междуреченске, а так же на отдельных шахтах в Кемерово, Осинниках и Ленинске-Кузнецком. Часть этих выступлений закончилась полной победой шахтеров.

Кемеровский обком КПСС осудил забастовки и под угрозой исключения из партии запретил коммунистам в них участвовать. В заявлении обкома, в частности, говорилось: "Как показывают события последнего времени, лозунгами демократизации, гласности, расширения прав и свобод человека все чаще пользуются те, кто хотел бы превратить демократию в распущенность, беззаконие, вседозволенность. Об этом, в частности, говорят факты групповых отказов трудящихся от работы, имевшие место на предприятиях Кемерово, Новокузнецка, Междуреченска, Осинников, Киселевска:".

Всеобщая волна забастовок на Кузбассе началась с города Междуреченска. 10 июля забастовала шахта им.Шевякова, откуда движение быстро перекинулось на другие шахты. Этой забастовке предшествовал долгий процесс подачи жалоб, петиций и формулирования требований со стороны рабочих. Еще в конце 1988 года горняки направили письмо в телепрограмму "Прожектор перестройки". Основными содержащимися в нем требованиями были: повышение зарплаты, сокращение управленческого аппарата, а так же улучшение питания, решение проблем с транспортом и.т.д. В первые же дни забастовки шахтеры избрали забастовочный комитет и послали своих делегатов на шахты им.Ленина, "Томская", "Усинская" и "Распадская". Рабочие со всех шахт собрались на митинг на главной площади города и избрали городской забастовочный комитет. Этот комитет сразу же принял на себя властные полномочия. Им была запрещена торговля алкоголем, созданы рабочие дружины, которые следили за порядком. За время забастовки в городе не было совершено ни одного преступления! Алкогольные напитки можно было приобрести только с письменного разрешения забастовочного комитета в связи со свадьбой или поминками.

Местные власти сначала попытались скрыть сам факт забастовки, но, поняв, что этого сделать не удастся, достаточно быстро смекнули, что из всего этого пренеприятнейшего обстоятельства вполне возможно извлечь и вполне приятную выгоду. Они заявили о своей поддержке бастующих и принялись усиленно "переводить стрелки" на Москву. Кроме того, местная администрация и руководство шахт, выступая от имени рабочих перед министром Щадовым, фактически подменили требования горняков своими, главным из которых было требование экономической независимости предприятий (в тот момент рабочие нигде не выдвигали ничего подобного). Таким образом, бюрократия использовала рабочее движение в своих узкогрупповых корыстных целях.

В.Борисов в своем исследовании "Забастовки в угольной промышленности (анализ шахтерского движения за 1989-99 гг.)" писал по этому поводу: "Как только забастовки вышли за пределы отдельных шахт, местные власти моментально присовокупили свои интересы, осторожно помогая шахтерам и добавляя свои собственные требования к их требованиям. В результате многочисленные жалобы угольщиков были быстро сведены к одному центральному требованию перевода шахт на самофинансирование за счет повышения цен на уголь, хотя это не фигурировало в изначальных требованиях шахтеров".

Вскоре забастовка перекинулась и на другие города Кузбасса - Осинники, Прокопьевск, Новокузнецк, Киселевск, Белово, Ленинск-Кузнецк, Кемерово, Березовский, Анжеро-Судженск. Везде события шли по сценарию Междуреченска. Требования рабочих почти везде были одинаковыми, и везде бюрократия, выступая от имени рабочих, протаскивала свои требования к Москве. Не имеющие же еще достаточного опыта классовой борьбы и привыкшие за десятилетия сталинизма действовать не иначе как "по инстанции" горняки воспринимали это почти как должное, и в обмен на достаточно символическую "поддержку" начальства фактически уступали ему отнюдь не символический контроль над своим движением. Однако ни о каком "антисоветском" или "антисоциалистическом" характере их выступлений и речи идти не могло. Весьма примечательно, что попытки представителей "демократических" организаций (Народный Фронт Литвы, Демсоюз) вести агитацию среди забастовщиков повсеместно проваливались с треском. Шахтеры просто не допускали их на трибуну, а в некоторых случаях рабочие дружины даже изгоняли "демократов" из городов.

Когда забастовка охватила весь регион, встал вопрос о создании регионального забастовочного комитета. Он был сформирован на собрании представителей местных комитетов в Прокопьевске, в количестве 26 человек. Стремившаяся получить полный контроль над движением, чтобы сначала перевести его в нужное для себя русло, а потом и вовсе свести на нет, местная бюрократия всячески старалась с одной стороны расколоть забастовщиков, оторвав рабочих лидеров от основной массы, а с другой - протащить своих людей в забастовочные комитеты. Во многом ей это удалось. Так, например, председателем регионального забастовочного комитета был избран представитель "прокопьевского клана" Теймураз Авалиани, народный депутат Верховного Совета СССР и заместитель директора по капитальному строительству в ведомстве "Кузбассуголь". Позже он стал широко известен в коммунистическом движении. Но тогда, 8 августа 1989года, выступая на пленарном заседании обкома, посвященном итогам забастовки, Авалиани открыто призывал к скорейшему переходу к рыночной экономике.

18 июля было подписано соглашение между забастовочным комитетом и представителями правительства. Правительство пошло на значительные уступки рабочим, но, с другой стороны, шахтеры, по этому соглашению, должны были распустить свои забастовочные комитеты. Уже вскоре движение пошло на спад. Забастовка была прекращена.

Новый всплеск рабочего движения пришелся на 1990 год. Тогда количество бастовавших было намного меньше, чем в 1989 году. Ельцин всячески использовал забастовки для борьбы за власть. Но проблема была не в "реакционности" рабочих, напротив движение рабочих носило подлинно революционный характер, о чем говорит, в первую очередь, факт создания ими революционных органов власти. Просто в тот момент не нашлось революционной марксистской партии, которая была бы способна повести за собой это движение против всех фракций бюрократии. Поэтому демагогия Ельцина отчасти и имела успех.

Сталинисты склонны в своем предательстве винить рабочий класс. Идеализировать массы действительно опасно, но относиться к ним как к реакционной толпе - еще хуже. Никто из тех, кто ныне являются "вождями" сталинистских партий, не смог, да и не хотел дать верное политическое руководство шахтерскому движению 1989 года (а те, кто, как тот же самый Авалиани, все-таки попытались его возглавить, сделали все возможное, чтобы оно не вышло из русла интересов тех или иных групп партийно-государственной бюрократии). И поэтому обвинения горняков в том, что они "предали Советский Союз" и "поддержали Ельцина", со стороны сталинистов являются явным лицемерием.

Может ли быть вообще массовое движение реакционным? В подавляющем большинстве случаев, когда массы настроены реакционно это проявляется в их деполитизации, апатии, резком спаде социальной активности, но никак не в забастовках, акциях протеста и.т.п. Но активные массовые реакционные движения в истории все-таки случаются. Они возникают исключительно в условиях подъема революционного движения, как реакция на последнее. Примеры - нацисты в Германии, фашисты в Италии, франкисты в Испании, черносотенцы в 1905 году в России. Вот только основная социальная база подобных движений не рабочий класс, а люмпены, деклассированная мелкая буржуазия, богема, часть интеллигенции. И поэтому шахтерские выступления периода перестройки явно никак нельзя отнести к подобного рода явлениям. Напротив, они являются одной из лучших страниц в истории отечественного рабочего движения последних десятилетий. Страницей, с которой, собственно, и начинается новая история рабочего класса России.